01.12.2007

Выход в города

В этот раз, приехав в Нью-Йорк, я поселилась в Бруклине, в районе под названием Бедфорд-Стайвезант. Улицы пестрели какими-то англоманскими джейн-остиновскими именами — Мёртл, Уиллоуби, Спенсер, однако ж названиями благородство здешних улиц и ограничивалось: так называемый Бед-Стай cчитается районом с самым большим процентом черного населения во всех США, и высокий показатель преступности там начал снижаться сравнительно недавно. На деловой манхэттенский Мидтаун, в котором я жила в прошлый раз, это было похоже так же, как Киевский вокзал — на аэропорт Домодедово: что-то общее, безусловно, было, в частности — и тут и там говорили по-английски. Главное, что присутствовало в районе Бед-Стай, — легкое напряжение в воздухе, этакий ультразвуковой звон, который слышит каждый, кто жил в каком-либо не совсем благополучном месте. Когда, идя вечером по улице, ты подсознательно не расслабляешься и незаметно сканируешь взглядом парк слева, пустырь справа, помнишь, что лучше перейти на другую сторону улицы на участке, где темнеет заброшенный дом с выбитыми стеклами, — и того же рода действия производит каждый, кто оказался на улице в поздний час. В общем, надо было быть тем, что у американцев называется streetwise. Конечно, я уже знала, что из нашего Бед-Стая вышли Мос Деф, Busta Rhymes, Джизза, Лил Ким и еще дюжина черных талантов, однако романтические попытки разглядеть в соседе с подвеской в виде золотого кроссовка какого-нибудь прославленного рэпера заканчивались при выходе из вечернего метро: слишком уж было стремно кого-то разглядывать. Даже черные братья в это время суток шли, значительно прибавив шаг; те же немногие, что стояли небольшими группами возле стен, смотрели на нас с равнодушной неприязнью. Мы жили в квартире, которой владела пара творческих разгильдяев-фрилансеров; квартира находилась в здании бывшего завода и состояла из громадной комнаты с высоченным потолком (она чем-то напоминала однушки в доме Нирнзее), поделенной на обширную гостиную и три спальни. Чтобы попасть туда, надо было набирать код подъезда, потом в лифте вставлять ключ в замок у нужного этажа, ну а потом только отпирать и дверь. Больше всего эти предосторожности — да и в общем вся совокупность городских признаков Бед-Стая — напоминали Москву.

Кто путешествовал, тот, вернувшись домой, принимается — сознательно или нет — искать в черте родного города черты того, другого. Временами это становится похоже на детскую игру. Помните, как сделать, чтобы оживали предметы в комнате? Надо сидеть не шевелясь, смотреть немного вбок, а краем глаза следить, например, за письменным столом. И в какой-то момент стол шевельнется. В Москве взрослые люди начинают проделывать все те же штуки: если в том кафе сесть за тот стол, заказать кофе, а потом смотреть вправо и немного в угол — то окажешься в Париже, а если стоять на этом пригорке и посмотреть на большую тучу вон над тем лесом, почудятся Альпы. Нью-Йорк, будучи главным городом на земле, плохо вписывается в эту детскую концепцию. В нем найдется и Париж, и Сочи, и Сингапур, и Бангкок, и конечно, в нем полно Москвы. И наоборот. Этот самый Бед-Стай — его видели вы все. Парк, дорога от метро, пятиэтажка. Ночной продуктовый грязно-желтым пятном. Ветер несет по асфальту мусор; помоечная вонь шибает в нос; знакомо? Ну и кто там идет на тебя в темноте — черный стрейтеджер в широких джинсах или белый алкаш в растянутых трениках?

Обратно мы ехали как-то долго и муторно: бежали под проливным дождем по пустой, темной Мёртл-стрит к метро; окидывали взглядом пространство платформы, пересаживались, ехали дальше, долго летели через Лондон, ждали отложенного рейса и уже плохо соображали, какое сейчас время суток и какая часть света. В конце концов поздним вечером какого-то дня мы вышли из перехода напротив Павелецкого вокзала и стали пробираться к дому. И тут мы увидели Нью-Йорк. Не надо было идти ни в какое кафе и смотреть вбок; город сам вышел на нас. Лил дождь. Воняло бомжами. Ночной магазин светился грязно-желтым. Как обычно, у входа в метро и у магазина стояли люди; они курили и смотрели на нас с равнодушной неприязнью. Мы добрались до дома и набрали код подъезда.