Я шагаю по Москве

Что хорошего происходит в русской моде? И происходит ли что-нибудь вообще? Vogue докладывает 
обстановку и показывает лучшие вещи из коллекций осенне-зимнего сезона.


На Ане: платье из хлопка, кепка из шерсти, все Serguei Teplov. 

На Ире: накидка и брюки из шерсти, майка из хлопка, кепка из шерсти, все Serguei Teplov; ремень из кожи, Chloé.

Понедельник, вечер. Мы стоим перед Курским вокзалом — позади торгового центра «Атриум», у широкого входа в бетонное помещение с торчащими трубами. Стоим уже час. Периодически в помещение заходят незнакомые люди. У них большие сумки, они думают, здесь зал ожидания. Но это не он. В дебаркадер за «Атриумом» мы попали прямиком из светлого, увешанного фотографиями Питера Линдберга зала Манежа — с показа Александра Терехова. Коллекция дизайнера Сергея Теплова, показ которой начнется с леденящего душу звука и мигания зеленых лучей, отличается от показа Терехова в Манеже так же, как Манеж с Линдбергом отличается от «Атриума» и Курского вокзала. У Терехова девушки в длинных шелковых платьях на одно плечо, у Теплова модели в бейсболках и стеганых платьях цвета хаки. Но публика на обоих мероприятиях очень похожа — как и на всех других показах недели Cycles & Seasons, объединившей перспективных российских дизайнеров.


На Ане: блузка и юбка из шерсти, все Vika Gazinskaya; ремень из кожи, American Apparel; очки, Lotho. 

На Ире: блузка из шелка и юбка из шерсти, все Vika Gazinskaya; очки, Lotho.

На следующий день «показывалась» Вардуи Назарян, которая пыталась играть со сложными формами, но выиграла за счет вечерних платьев прямого кроя со шлейфами; беспорядочная презентация Константина Гайдая, на которой, впрочем, хорошо были видны аксессуары с русскими народными мотивами. Дальше — приятно удивившая публику Вика Газинская. Она выпустила ряды девушек в скульптурно скроенных платьях и юбках годе. К пятнице, когда пройдет последний показ третьей недели Cycles & Seasons — Нины Неретиной и Дониса Пуписа с их летящими платьями, сшитыми из разноцветных лоскутов шелка, — незнакомые между собой гости успеют познакомиться, а фотографы — сфотографировать всех присутствующих и друг друга.


На Ире: платок из шерсти с оторочкой из меха лисы, сумка из шерсти с металлическими 
заклепками, жилет из меха лисы, все Konstantin Gayday. 

На Ане: платок из шерсти с оторочкой из меха лисы, Konstantin Gayday.

Начавшаяся как камерный и очень веселый фестиваль с показами, выставками, визитами западных журналистов и блогеров — и танцами, танцами! — неделя Cycles & Seasons из мероприятия «для своих» превратилась во вполне профессиональный смотр. Компания MasterCard, рассчитывавшая облагодетельствовать модельеров лишь один раз, из спонсора стала меценатом, и в следующем году Cycles & Seasons тоже состоится.


На Ане: платье из шелка Nina Donis; ремень из кожи, American Apparel. 

На Ире: платье из шелка, Nina Donis; ремень из кожи, American Apparel.

«Сейчас стало заметно, насколько велик общественный интерес к этой истории, — говорит пресс-атташе Cycles & Seasons Константин Самойлов. — При этом все доросли до понимания, что должно быть не просто развлечение, но и польза». «На прошлые показы модельеры приглашали тех, с кем у них хорошие отношения, — вторит ему PR-директор MasterCard Мария Синицына. — В следующий раз мы будем активнее приглашать байеров из России и Европы».


На Ире: платье из шелка, Vardoui Nazaryan. 

На Ане: платье из шелка, Vardoui Nazaryan; колье, Scémama for YSL, металл, пластик, Cara & Co Vintage.

«Это правильно. Думаю, не только мне, а всем дизайнерам, участвовавшим в проекте, не хватает денег, — пишет (откуда бы вы думали? — из Парижа!) Вика Газинская: два дня назад у нее открылась именная витрина в магазине Colette, и одновременно там же начала продаваться ее коллекция, показанная на последней Cycles & Seasons. — В этом не стыдно признаваться, потому что в странах, где фэшн-индустрия развита, молодым дизайнерам оказывают поддержку».

Вардуи Назарян тоже настроена решительно: «Государство должно обратить внимание на легкую промышленность, снизить аренду на площади для шоу-румов и производств». «Для того чтобы правильно развиваться, следующая Cycles & Seasons должна открыть новые таланты и их поддержать, — считают старожилы молодой моды Нина Неретина и Донис Пупис. — Нужно новое дыхание, энергия».


На Ане: платье из бархата, Terexov; колье, Nina Ricci vintage, металл, стразы, Cara & Co Vintage.

На Ире: платье из шелка, Terexov.

Фото: Nacho Alegre. 
Стиль: Ольга Дунина. Прически: Катарина Кочик. Макияж: Андрей Шилков/Chanel. Маникюр: Татьяна Мелентьева/The Agent. Ассистент фотографа: Jorge Navarro. Ассистент стилиста: Екатерина Федорова. Модели: Irina K/IMG; Анна Гущина/Black Model Management. Продюсер: Елена Серова. Ассистент продюсера: Екатерина Золототрубова.

Словом, в моде тоже важно не количество, а качество. RFW, MFW, «Русские сезоны»... На самом деле технология давно отработана: показали одежду, журналист написал, байер заказал. Первые два пункта нами вроде бы уже освоены, а вот третий реализовать еще предстоит. И очень важно не растерять в погоне за пользой тот разнообразный календарь и то радостное возбуждение, которые всегда присутствовали на Cycles & Seasons. Пусть выставка в галерее «Триумф» и дальше сменяется танцами до утра в Le Baron, а лекция эксцентричного дизайнера Сирила Дюваля — полуандеграундным показом Рубчинского в старой церкви. И чтобы в первом ряду показов сидели знакомые и клиентки дизайнеров, Оливье Зам из Purple Magazine и блогер Брайан Бой в туфлях на каблуках. Тогда пресса будет раз за разом поднимать такой шум, что байеры просто не смогут не внести русских дизайнеров в свои планы. Мы в журнале Vogue настроены на победу.

Опубликовано в журнале Vogue, сентябрь 2010:

www.vogue.ru/magazine/article/93756/

Прямая речь: Карл-Юхан Перссон, президент H&M

Президент H&M рассказал Look At Me, что такое sustainability, куда девается непроданная одежда и будут ли открываться магазины H&M в других городах России.

Вы уже год работаете президентом H&M. Как идут дела?

К.-Ю.П.: За этот год нам удалось и уменьшить цены, и улучшить качество вещей. Ну, и мы стараемся все больше соответствовать моде. Много чего еще происходит. Мы расширяем онлайн-бизнес, запустили линию товаров для дома Home, магазинов COS становится все больше. Еще мы сейчас уделяем повышенное внимание проблемам sustainability*, социальным вопросам, проблемам окружающей среды. К примеру, этой весной у нас выходила коллекция, которая называлась The Garden Collection. Так вот она была полностью сделана из sustainable materials**.

А можете подробнее рассказать об этой вашей sustainability? У нас эта тема пока не очень популярна.

К.-Ю. П.: Нам важно мыслить за рамками простого извлечения прибыли. Среди фэшн-сообщества никто не уделяет проблемам окружающей среды столько внимания, сколько мы. И по ощущению это правильно. Надо мыслить шире. Пусть даже люди здесь пока мало думают об этом.

Но как бизнесмен вы же не можете думать об этом так, чтобы это было вам в убыток.

К.-Ю. П.: Да, конечно, есть некий баланс. Мы много зарабатываем и много вкладываем в это направление.

Судя по тому, что про вас регулярно выходят разоблачительные статьи, вы не можете на 100% контролировать все, что происходит на всех заводах, которые заняты производством для вас.

К.-Ю. П.: Нет, не можем.

Получается, что вам все больше приходится инвестировать в аудит.

К.-Ю. П.: Ну, мы же все время растем, становимся все прибыльнее, соответственно, у нас все больше поставщиков, мы присутствуем во все большем количестве стран. Так что чем больше мы становимся и чем больше получаем прибыли, тем больше мы вкладываем в вопрос sustainability. И мы будем продолжать увеличивать эти расходы. Сейчас у нас около ста аудиторов. За год мы проводим тысячи проверок. Так что поступать правильно с нашей точки зрения — это не то чтобы такая чистая благотворительность. Это и для бизнеса хорошо. Наши покупатели все больше переживают по поводу проблем экологии. И они хотят покупать у тех компаний, которых эти проблемы тоже волнуют.

Фредрик Фамм, глава представительства H&M Россия: Вот по поводу Garden Collection, которую вы сейчас упомянули — она весной имела в России бешеный успех. И я уверен, что на этом рынке тоже повышается интерес к такому виду продукции.

Просто коллекция была очень удачная, и я почти уверена, что интерес к ней был обусловлен исключительно этим фактором.

Ф. Ф.: А я вот уверен, что дело было и в интересном дизайне, и в том, что коллекция была сделана из sustainable materials. Конечно, сложно сказать, какой процент успеха зависел от вида материалов, а какой — от дизайна... Но мы верим, что некоторый интерес к этой теме есть и в России. Да, он ниже, чем, допустим, в Швеции или Германии. Но поскольку эта тема все сильнее волнует весь мир, в конце концов, в Россию это тоже придет.

То есть вам на самом деле пришлось начать об этом думать — потому что для людей, для ваших покупателей это в какой-то момент стало важно. А вы такая гигантская компания, которая не может игнорировать общественное мнение. Будь вы маленькой компанией, вы бы вообще могли забыть об этом.

К.-Ю. П.: Это наш образ мысли. Мы всегда пытаемся мыслить в широкой перспективе. Не то чтобы мы были вынуждены выделять на это энергию и средства. В Швеции мы, например, крупнейший модный ритейлер. И поэтому нам важно фокусироваться на общественно значимых проблемах. Но это не главная причина.

Вообще это очень шведский образ мысли — хоть вы и глобальная международная компания.

К.-Ю. П.: Да, это правда — шведским компаниям в принципе свойственно заботиться о таких вещах.

Например, ИКЕА очень много внимания уделяет этой теме — и тоже очень много о ней говорит.

К.-Ю. П.: Да, и они тоже. И еще полно примеров. И не только в Швеции, но и в США, и в Великобритании, и думаю, что и во всем мире. Но в Швеции в особенности.

Кстати, о других компаниях. Сейчас вы третий по величине модный ритейлер в мире — после Gap и Inditex (владелец Zara, Massimo Dutti, Bershka и пр. — прим. ред.).

К.-Ю. П.: Да, если считать по обороту (то есть продажам), но зато мы номер один по рыночной капитализации.

Как вы считаете, это проблема — то, что одежда теряет свое национальное лицо и что во всех крупных городах во всем мире люди начинают выглядеть примерно одинаково? Все одеты в H&M, и привет. Такая глобализация моды произошла, и вы этому немало способствуете.

К.-Ю. П.: Наоборот, это хорошо. Да, если вы поедете в Париж, Санкт-Петербург, Лондон, Нью-Йорк, вы увидите схожие тенденции. Так обстоят дела сейчас. Но жители разных городов носят те же вещи по-разному. У них разный стиль, разный вкус.

То есть пока нет планов выпускать для каких-то стран свои, отдельные коллекции?

К.-Ю. П.: 80% того, что мы выпускаем, одинаково во всех странах, где мы присутствуем. 20% меняется в зависимости от страны.

Ф. Ф.: Например, в России климат другой, поэтому сюда приезжает больше теплых вещей. В жарких странах, таких, как Италия и Испания, больше летних вещей. Мы тут говорили, что жители разных больших городов часто носят похожие вещи. Но, к примеру, женщины в Москве в курсе модных тенденций, вообще любят все очень модное, затейливое, яркое, цветное — такие вещи в Москве очень хорошо продаются. На каждом местном рынке есть свои особенности. И в зависимости от рынка может меняться количество тех или иных вещей, которые мы привозим. Но специально для России ничего не производится — хотя, возможно, мы придем к этому в будущем.

К вопросу о России — как вам тут работается? Есть проблемы с коррупцией, местной бюрократией, таможней?

Ф. Ф.: Коррупция в H&M немыслима, и мы, кажется, сумели построить здесь компанию без этих проблем. Мы вообще очень оптимистично настроены относительно бизнеса в России, и все шло успешно с самого первого открытия. Конечно, проблемы есть — тут всегда требуется очень много документов, печатей, подписей. Это сложно. Но можно суметь, если все правильно организовать. Ну, а потом, тут столько преимуществ. Огромная страна, огромный потенциал. Трудолюбивые люди, много талантливых.

У вас есть магазины, открытые по франшизе, или вы сами выходите на рынки?

К.-Ю. П.: Есть в ряде ближневосточных стран — в Израиле, ОАЭ, Кувейте, Катаре, Бахрейне, Египте. Это зависит от законодательства. Иногда мы не можем начинать в стране бизнес самостоятельно. Если это так, и если нам удается встретить в этой стране хорошего партнера, то мы предоставляем франшизу. Но мы всегда прежде всего стараемся сами все открывать.

Как раз в Израиле недавно был конфликт по поводу открытия H&M — что, дескать, тем самым вы поддерживаете оккупантов Палестины.

К.-Ю. П.: Мы абсолютно нейтральная компания, следуем общей директиве ООН и не вмешиваемся в политику. В подобных случаях мы всегда вступаем в переговоры, пытаемся объяснить причины, по которым мы вышли на рынок. Тот конфликт по сути был совсем скромным, про него много писали, но на самом деле мало что происходило.

У вас нет ни дисконтов, ни стоков. Куда деваются нераспроданные вещи?

К.-Ю. П.: Мы быстро реагируем, и, если что-то плохо продается, уменьшаем производство этих вещей. Нераспроданные или поврежденные вещи мы отдаем в благотворительные организации. Здесь, в России это «Дети наши».

Есть планы открываться в других городах?

Ф. Ф.: Пока мы в основном сосредоточили наши усилия на Москве и Петербурге. Но уже начали присматриваться к другим городам-миллионникам. Мы туда ездим, наблюдаем за развитием инфраструктуры, смотрим разные места. Конечно, мы заинтересованы в том, чтобы расширять нашу географию по России. Но вот когда и где точно мы будем открывать магазины — пока непонятно. Очень многое зависит от наличия правильного
места для магазина.

Опубликовано на Look At Me: http://www.lookatme.ru/flows/moda/posts/103549-karl-johan-persson.

Прямая речь: Антон Горленко (1064 Goldsmiths' Guild)

Антон Горленко — историк архитектуры и владелец агентства 1064° Goldsmiths' Guild — поговорил с Look At Me про ювелирные украшения и их сигнальную систему в современном обществе.



Украшения — это часть городской визуальной культуры, которая практически без изменений существует со времен древнего мира. На протяжении тясячелетий люди покупают украшения и надевают их на себя при том, что они абсолютно не функциональны, они никого не греют в холод, как, скажем, одежда.

Есть два типа украшений: первый — это контейнер для дорогого камня. Кольцо — это ведь не что иное, как способ крепления камня к пальцу. А камень — это, в свою очередь, история, связанная со статусом, с деньгами: у меня дорогой камень, у тебя дешевый камень, у нее фианит, то есть она только изображает, что у нее дорогой камень. Это то, что сейчас называется fine jewelry.

Второй тип украшений — это знак. Сюда входили все церковные украшения, кресты, печатки, епископские перстни, значки, масонские ордена, обручальные кольца. Эти украшения тоже традиционно делаются из дорогих материалов, но по большому счету они являются знаками какой-то внутренней памяти. Все это в современном мире превратилось в то, что называется fashion jewelry.

Fashion jewelry — это сигнальная система. Вот, например, Arielle de Pinto: тот, кто носит эти украшения, как бы транслирует свою принадлежность к тайному обществу, где знают, что это такая девушка, которая живет в Канаде, плетет из цепочек вот эти штуки и продается в Colette.

Камни — тоже в каком-то смысле сигнальная система, но более простая. Если ты видишь, что идет девушка с бриллиантом, то понятно, что она или принадлежит к какой-то статусной семье, то есть у нее с папой или с мужем все в порядке, или, если она не замужем, то это знак для самца, что эта самка уже была когда-то по достоинству высоко оценена другими самцами. А в fashion jewelry знаки работают уже не на уровне межполовых отношений, а на уровне отношений социальных, интеллектуальных.

Почему появились воротники Uncommon Matters? Потому что сейчас время колоссальной пустоты. Все последние десятилетия дизайн, архитектура и мода постепенно становились все более и более бесформенными, так как пытались стать все более политкорректными. Вот есть Arielle de Pinto, которая придумала, что будет из цепочек вязать колье. Украшение выглядит так, будто просто упала куча цепочек, она их подняла, и как они запутались, так и существуют. Всем своим видом это украшение говорит: нам важен только вот этот материал, который постоянно меняется и никогда не выглядит одинаково.

Кажется, что люди сейчас хотят, чтобы про них вообще было непонятно, кто они такие. Еще в недавнем прошлом работала достаточно простая, ироничная схема, когда богатый прикидывается бедным, а бедный богатым — и поэтому дорогие концептуальные марки за бешеные бабки продают рванину, а Topshop шьет что-то блестящее и в стразах. Сейчас ситуация более сложная. Вот это колье — оно одновременно будто бы запуталось, а с другой стороны оно нормально, красиво сделано. Это с одной стороны киберпанк, странное будущее, где люди плетут такие фенечки, тут и к хиппи есть отсылки, и к африканским племенам. А с другой — поэтика незаконченности, бессмысленности и многозначительности в то же время. Любая осмысленная форма вгоняет в рамки. А какие рамки, если человек сейчас существует, вставив пальцы во все информационные розетки разом, и куда делать следующий шаг, абсолютно непонятно.

Бренды превращаются в эстетические общества, в художественные организации, потому что просто сказать людям «вот вам новая коллекция» теперь невозможно. Нужно заниматься художественными исследованиями, кураторством, не только предлагать ответы, но и формулировать вопросы, реально доказывать, что будет происходить с визуальной культурой в будущем. И доказывать надо не потому, что ты хочешь впарить всем вагон керамических воротников, а потому что ты реально хочешь изменить мир. Люди сейчас верят тем, кто хочет изменить мир, а не тем, кто хочет им продать пусть даже что-то абсолютно гениальное. Это одна из важнейших идей современной моды.

Магазин Colette работает как музей современного искусства. Они выступают как эксперты, культурные арбитры, как искусствоведы — они находят вещь, оценивают и берут в свой контекст, в свою коллекцию. После этого вещь как форма в некотором смысле существовать перестает. Я смотрел видео, посвященное открытию «Кузнецкого Моста 20», там показали колье Ариэль де Пинто, и потом чуть ли ни единственное сообщение про эту марку – она продается в Colette.

Когда мы придумывали вещи для 1064°, мы уже осознавали тему гиперпростоты и бесформенности. Мы расположили рядом кучку жемчуга и кучку цепей, нас очаровало это сочетание. Коллекция началась с того, что мы долго пересыпали, перекладывали эти предметы, пока не был найден идеальный визуальный баланс жемчужной нити и цепи, золотое сечение. Это не столько колье, сколько фрагмент фактуры, некий результат исследования. Объект, который может лежать в магазине, а может — в галерее, а может — на шее. Это следствие бесформенности в хорошем смысле, как тенденции. Мы как будто говорим: ребята, нам нравится это сочетание, но мы не можем взять на себя груз ответственности за его смысл, поэтому давайте отдохнем, давайте просто спокойно насладимся этой линией, этим контрастом, этой фактурой, без слов, без идей.

Опубликовано на Look At Me: http://www.lookatme.ru/flows/moda/posts/93069-anton-gorlenko-1064-goldsmiths-guild.

Личная неприязнь

На Западе за бабушкиными платьями гоняются, а у нас их выбрасывают. Vogue выясняет, отчего у русских аллергия на винтаж и когда она пройдет.



Недавно я уговорила двух русских бизнесменов пойти со мной в стокгольмский магазин Beyond Retro. Это, если вы не знаете, такие гигантские ангары с винтажными вещами, наверняка знакомые тем, кто был в Стокгольме и Лондоне. Пока я резвилась среди платьев в горошек, рождественских свитеров с оленями и дедушкиных кардиганов, мои спутники выражали ужас и негодование. «Свитер с пятном! Замшевая куртка 1950-х годов с рваной подкладкой! Кардиган с катышками! Кто же все это покупает? Это же одежда с трупов!»

Посмотрим правде в глаза: большинство русских панически боится подержанной одежды и недоумевает, какой смысл в вещах в принципе, если они не выглядят с иголочки. Небрежность, потертость и историческая поношенность как стиль здесь пока не очень приживаются. Девять бабушек из десяти, увидев внука в драных джинсах, все еще предложат их заштопать. В России как нигде хорошо продаются машинки для сбривания катышков. А среднестатистический модник выглядит так, будто только что вышел из магазина, где переоделся в новое с ног до головы.

Винтаж, неотъемлемая часть гардероба жителя Лондона, Нью-Йорка, Парижа — причем любого жителя, от бедной студентки до актрисы Хлое Севиньи, — здесь пока остается сравнительной редкостью. «Это легко объяснить, — считает Татьяна Качалова, директор магазина винтажной одежды Brocade. — Мы прожили тысячу лет лишений. Никогда в русской истории рядовой человек не имел доступа к красивой одежде». К тому же старые вещи особенно не хранились. «Там», за границей, всегда существовали условия для хранения ностальгических предметов: гардеробные, подвалы и чердаки. А есть ли чердаки у нас? Есть, но только на дачах потомков сталинских соколов и 
интеллигенции с Николиной горы и из Переделкино. Да и потомки, как правило, дачи сдают, а сами живут в Европе и Америке. И давно уж нет на тех чердаках дубленок, привезенных при Брежневе из Парижа вместе с томиком «Лолиты» Набокова дедушкой — референтом ЦК КПСС.

Для лондонской и нью-йоркской девушки винтаж и секонд-хенд связаны с поиском своего стиля и попыткой выделиться из толпы. Для русских — вынужденная мера: еще не стерлись из памяти времена гуманитарной помощи, когда «в секонд» шли не от избытка, а от бедности. Один небезызвестный московский денди в 1990-е годы, когда он еще был худым, щеголял в пиджаке Dior и тренче Burberry, добытых по счастливому случаю в районном секонд-хенде. Теперь он одевается в аутлетах Италии и Флориды. Привычка к бережливости осталась, а вот тот тренч из секонд-хенда оказалось предпочтительней забыть как сон.

А ведь в свободном мире винтажная одежда — не попытка скрыть финансовую несостоятельность. Наоборот, винтаж и умение его сочетать демонстрируют модную осведомленность своей обладательницы. «Отношения к винтажу в нашей стране пока просто нет, — говорит креативный директор магазина Cara & Co Алексей Олешов. Мало кто понимает, что редкое винтажное украшение или платье может стоить иногда в разы дороже, чем вещь из новой коллекции».

На примере России хорошо видно, что бывает, если целую страну надолго лишить выбора: как только он появляется, то первое время тут уж не до тонкостей, не до приглушенных тонов.

«Когда у нас появился доступ к большому количеству самых разных вещей, Москва оказалась безумно буржуазной, — рассуждает Татьяна Качалова. — Фанатиков брендов оказалось больше, чем можно было предположить. И меня очень удручало, что бешеные деньги отдаются за майку с логотипом, в то время как вокруг есть столько красивых вещей. Сейчас это поветрие проходит, люди все-таки учатся сочетать дорогие вещи с недорогими и стильными».

Фотограф и европейский байер лондонского винтажного магазина Sick Таня Лешкина согласна: «Когда я приехала в Лондон, меня удивило, что здесь девочки ходят в рваных колготках и незашнурованных «мартенсах». У нас любая неаккуратность зазорна. А на Западе, если человек богатый, он притворяется бедным».

Но, как говорил канцлер Бисмарк, русский долго запрягает, но быстро ездит: популярность винтажной одежды у нас набирает обороты. Ни царизм, ни большевизм не смогли покончить с красотой высоких худых русских девушек — а трогательные платья в горошек уж очень им идут.

И вот уже владелец сети Beyond Retro Стивен Бетелл не делает различия между Россией и другими странами: «В любой стране есть люди, для которых самое важное — это индивидуальность. Они не считают, что мода обязательно должна быть роскошью. Вот они-то и носят винтаж. Это во-первых. А во-вторых, в истории с винтажными вещами всегда есть элемент охоты, поиска, открытия. Ведь эта вещь, как правило, одна на целом свете!»

И между прочим, один из парней, с которыми я ездила в Стокгольм, стал коллекционировать через eBay старые Levi’s, пошитые в США.

Опубликовано в журнале Vogue, май 2010:
www.vogue.ru/magazine/article/83494

Интервью с Пенни Мартин (The Gentlewoman)

Во время недели Cycles & Seasons в Москву с лекцией приезжала Пенни Мартин — главный редактор нового журнала The Gentlewoman (сестринского проекта Fantastic Man), профессор London College of Fashion, в прошлом — редактор сайта Ника Найта SHOWstudio. Look At Me встретился с Пенни и поговорил о том, чего не хватает женским журналам, почему скорость перестает быть главным достоинством медиа и какими станут интернет-издания в будущем.


Пенни Мартин

Женских журналов, которые бы писали про интересных женщин, осталось не так уж и много. В основном журналы сейчас состоят из страниц про шопинг, а остальное — это истории про знаменитостей. А со знаменитостями есть одна проблема: все материалы про них жестко контролируются их PR-службами, так что у тебя мало возможности написать что-то уникальное. В 70-е и 80-е были хорошие журналы, посвященные преимущественно персонам, но они потихоньку ушли в прошлое. Так что у нас хороший шанс заново изобрести что-то хорошее.


На обложке первого номера — дизайнер Фиби Файло, фотограф — Дэвид Симс

Fantastic Man был придуман для того, чтобы говорить с мужской аудиторией в том же смысле, в каком традиционные женские журналы говорят с женщинами. Проблема в том, что невозможно просто взять и продублировать тот же тон в женском журнале, потому что язык, которым современные женские журналы говорят с женщинами, — вовсе не современный, а смешной и старомодный. Нам надо было придумать наш собственный интимный, ироничный и, конечно же, веселый язык, который не производил бы впечатления устаревшего.

В The Gentlewoman мы сохранили некоторые элементы Fantastic Man — это длинные очерки, натюрморты, мода. При этом развлекательная секция в конце The Gentlewoman куда менее ориентирована на объекты, это в меньшей степени история об идеальном галстуке, носках или очках, или о том, как хитрее всего обмануть свою женщину. Та манера — совершенно мужская, она обыгрывает извечную мужскую любовь к гаджетам, к их специфическим деталям. У нас все-таки больше вот этой женской болтовни, chitchatting, теплоты женской беседы, которая традиционно присутствовала в женских журналах.

Многие читатели говорят, что The Gentlewoman — очень прямолинейный, тогда как Fantastic Man — более изощренный, более забавный. Наш юмор, конечно, суховат. Наши интервью тоже очень специфические, очень педантичные; мы специально пытаемся говорить с людьми не про их предмет, чтобы разговор сделался более личным. Мы можем взять у модели интервью, но расспросить ее не про показы, а, к примеру, про современную скуку. Это попытка свернуть с натоптанной дорожки со знаменитостями, когда они только и делают, что отвечают на одни и те же вопросы, которые им задают на всех пресс-конференциях.

Почему столько женщин читает Esquire, Fantastic Man, The New Yorker? Из-за журналистики. Нам надо больше стараться развлекать читателя словами. Женские журналы стали слишком визуально ориентированными. Это какая-то порнография в картинках. Для ума почти ничего нет. Огромное количество потрясающих женщин больше не хотят, чтобы к ним относились как к глупеньким девочкам, и, может быть, как раз поэтому у нас столько журналов исключительно про знаменитостей: умные женщины не желают в этих журналах появляться. Иногда нам приходилось долго убеждать наших героинь, что наш проект будет относиться к ним более серьезно.

У интернета есть проблема: в нем довольно сложно сделать материал выдающегося качества. Сходная проблема, кстати, существует у женских журналов, где картинка преобладает над содержанием, и остается реально мало журналистского контента. Мне не хватало редакционной составляющей в модной фотографии, картинка все чаще оказывалась совершенно отрезана от своего изначального смысла и цели, а в мире модных медиа оставалось все меньше людей, которые могли бы расспросить фотографа о его съемке именно как журналисты. Мы перестаем связывать искусство со смыслом, и как результат очень много фэшн-съемок — я не говорю, что все, но много — выпускаются в интернете без какой-либо смысловой нагрузки, просто чтобы страница обновлялась. Работая в SHOWstudio, я знала, что это ограничение будет довлеть над нами еще очень долго. Хотя все движется в нужном направлении (по иронии, оно же обратное, все возвращается туда, откуда и началось): большие фэшн-компании, наконец, стали вкладывать в интернет деньги, и когда инвестиции достигнут нужного уровня, я надеюсь, в интернете появится возможность делать действительно интересный, по-редакторски уникальный контент, который подразумевает не только визуальную составляющую, но и письмо, и редактуру, и мысль, а не как сейчас, когда у тебя только картинки, картинки, картинки.

Я из тех людей, которые открывают журнал на первой странице и читают его от корки до корки. У меня сложились очень личные отношения со многими журналами. Я люблю собирать их, перечитывать, вспоминать, в каком номере был тот или иной материал. И это то, чего никогда не происходит в интернете. В интернете у тебя всегда есть ощущение, что ты в любой момент можешь вернуться на эту страницу, и в то же время в глубине души ты понимаешь, что скорее всего больше никогда сюда не вернешься. В этом смысле мне очень понравился проект Дэвида Джеймса (креативного директора AnOther, арт-директора рекламных кампаний Prada. — Прим. ред.). У него сейчас проходит потрясающая онлайн-выставка Out of Print!. Так вот, она проходит до 15 мая. Вроде бы это онлайн-ресурс, и то, что в интернете, должно быть там всегда, но выставка-то — до 15 мая!

В 2003 или 2004 году я была в Chambre syndicale — это организация, которая среди прочего контролирует расписание показов haute couture в Париже. Мы приехали к ним, так как собирались вести блог с показов и снимать все на мобильные телефоны. И они пришли в ужас. Посмотрите, что сейчас происходит — начинается показ, гаснет свет, и ты видишь сотни синих квадратиков: каждый направил на подиум мобильный телефон. Люди из Chambre syndicale тогда признались мне, что они не только не хотели бы, чтобы кто-то снимал показы на мобильный, они бы хотели, чтобы вообще все камеры любого рода были убраны, включая и профессиональных фотографов. Они хотели контролировать то, как преподносится одежда и на шоу, и даже после него. И тогда я подумала: вот сумасшедшие, пытаются натянуть поводья во времена таких быстрых перемен. А теперь я их понимаю. Ну, снимем мы одежду на мобильный, ну, выложим в интернет через час, и получается, что у нас вообще нет амбиций красиво все снять, придумать наилучший способ рассказать об изделии, об идее, объяснить, что имел в виду и о чем думал Джон Гальяно, создавая какие-нибудь невероятные туфли. Вся эта кропотливая работа в результате заканчивается дерьмовой картинкой, снятой на мобильный, — неужели это все, на что мы способны? И, может быть, действительно лучше выключить мобильные, запретить камеры, осуществить жесткий контроль — и получить фэшн-имидж, соответствующий поводу? С другой стороны, я прекрасно понимаю, как приятно уже через несколько часов знать, что было, быть в курсе даже того, что и не предназначено для нас, правда?

То, в каком виде выходит журнал, бумажный он или онлайновый, в конечном счете не будет иметь значения. Да, конечно, вся эта история с тактильными ощущениями и с выпуском физической вещи меня тоже привлекает, так же как и более медленное, скрупулезное производство. Но мне хотелось бы тщательно продумывать материалы вне зависимости от того, на каком носителе они выходят, и не публиковать во вторник то, что придумал в пятницу. Сейчас много разговоров идет о том, какими должны быть журналы, чтобы их покупали. Появляется аспект коллекционности журнала, который привлекает многих людей. Но суть все равно лишь в одном: если делать хороший журнал, его купят, и формат тут не при чем.

Фотография Пенни: Максим Балабин.

Опубликовано на Look At Me: http://www.lookatme.ru/flows/moda/posts/91707-intervyu-s-penni-martin-the-gentlewoman.